Глава 1

С потолка водопадом рухнул поток зеленого света. Тело пленника оказалось заключено в нем, как в прозрачной колонне. Украшение вполне в духе этого места.

Телесные покровы барона обесцветились, став похожими на стекло. Сквозь них проступила алая паутина сосудов, белизна костей и пульсирующая масса внутренних органов. Все это тоже становилось дымчатым, призрачным, пока все тело барона, купающееся в луче зеленого света, не стало, как голограмма из анатомического атласа.

- Так я и думал, - торжествующе заявил невидимка-Юз. - Он таскает в себе фурию. Вот дерьмо!

То, что Юз назвал "фурией" жило в грудной клетке барона Готфрида. Мерзкая тварь, похожая на помесь скорпиона и сороконожки - длинное тело со множеством когтистых лапок, вцепившихся в ребра, и длинный хвост, увенчанный шипом.

Тварь не подавала признаков жизни. Но время от времени по ее телу пробегала спазматическая дрожь, и тогда хвостовой шип покачивался в опасной близости от аорты Готфрида.

- Да, не повезло мужику, - заметил Юз. - Как бы и нам товар не попортить. Ну, а ты чего встал, работай давай!

Камбала посмотрел на фурию под сердцем пленника, на шприц в своих руках, обернулся на часы. Песок уже пересыпался больше чем на две трети.

"Черт, он меня еще называет сумасшедшим", - буркнул себе под нос Юз. И сердце барона забилось в нормальном ритме. Прозрачные веки дрогнули, готовясь подняться.

Барон что-то пробормотал. "Наверняка спрашивает: "где я?"", - подумал Камбала-Антон.

Взгляд "барона" стал более осмысленным. Он шевельнулся и тут же скривился от боли, причиненной вросшими в тело кольцами.

Ворота портового склада, заложенные брусом, содрогнулись от удара извне. Били как небольшим тараном, но створки из мореного дуба и кованые петли держали на славу.

Однако они не помогли. Полоса чистого пламени рассекла запорный брус пополам, и следующий удар распахнул двери настежь. Трое латников с алебардами и капитан, сжимающий в руках огненный меч и сигнальный рог, предстали в проеме. Нездешний ветер возвестил о них внезапным холодом.

Вдоль бревенчатых стен склада тянулись штабеля просмоленных бочек, удерживаемых вбитыми понизу клиньями. Разноразмерные бочонки, поставленные на попа у дальней стены, днем служили складским грузчикам столами и стульями. Их крышки были изрезаны неприличными надписями и замараны пролитой брагой. На одной из этих бочек, между засохших корок и объедков, стояла бутылка из мутного зеленого стекла.

Рука капитана была готова сомкнуться на горлышке бутылки, но…

С потолка рухнула сеть - крупноячеистый "паук" со свинцовыми шариками по углам. Толстые грубые веревки надежно спутали капитана, не давая ему шевельнуться. Человек в рыбацком дождевике, выскочивший из темноты, ударом гибкого шеста выбил у него из рук огненный клинок. И тычком в грудь отправил на пол. Взмахнул рукой, хватая бутылку, и тут же присел, складываясь пополам - лезвие алебарды горизонтально рассекло воздух прямо над его шляпой.

В ответ он перекрутил шест "мельницей" и, подбив ближайшему стражнику ноги, обрушил другой конец шеста на его шлем. Стальной салад отозвался глухим звоном, его владелец рухнул. А бойкий рыбак немыслимым изгибом тела "просочился" между двух кромсающих пустоту алебард к стене.

Несколькими ударами он выбил заранее ослабленные клинья из-под шеренги полных бочек. И бросив шест, совершенно нечеловеческим прыжком взлетел к самому потолку, повис там, уцепившись руками за опорную балку.

Бочки прокатились, грохоча и подминая собой людей, оставив их шевелиться на полу горсткой раздавленных мокриц. Рыбак отпустил балку. Его сапоги выбили пыль возле головы распростертого латника.

Стражник вел себя на удивление живо для человека, чьи ножные кости в лучшем случае были переломаны, а в худшем превратились в кашу. Он даже пытался сесть.

Рыбак присел над ним и достал крюк из блестящего металла. Широкий на изгибе и хищно суженный к концу в подобие птичьего клюва.

- Я изгоняю тебя, - громко произнес он.

Острие крюка с хрустом вошло под подбородок стража. Кричащая беззвучно, но оглушительно крылатая тень рассталась с его содрогающимся телом, метнулась по полу, стене, потолку и сгинула в ночи.

Антон продемонстрировал "барону" шприц.

Пленник ничего не сказал. Сквозь ставшую прозрачной лобовую кость можно было разглядеть серое вещество его мозга, но нельзя было прочитать мысли. Даже в Виртуальной Реальности люди пока не научились этого делать.

- Послушай, я понимаю, это непростое решение, ты мне не доверяешь и все такое. Но я не занимаюсь благотворительностью, - Камбала постучал указательным пальцем по стеклу песочных часов. - Когда уровень песка опустить вот до сюда, а это случится секунд через тридцать, я выпотрошу тебя, невзирая на последствия.

"Иначе завтра утром мальчики Баграта не-виртуально проделают это со мной".

Три неподвижных тела на полу. Рыбацкая сеть, разорванная, как паутина, в которую попала летящая градина. Двое - рыбак и капитан ночной стражи.

В руках стражника огненный меч. Его растерзанный на полоски плащ шевелится клубком придонных водорослей. Кольцо нимба синевато отсвечивает вокруг непокрытой головы.

Рыбак держит в одной руке обагренный кровью стальной крюк. В другой зеленую бутылку. На голове у него плоская широкая шляпа, надвинутая по самые глаза.

Секунды их выжидающего противостояния - черный песок в морщинистой руке Владыки Времен, Создателя Архипелага. Сочится тонкой струйкой между пальцев. И с каждым ударом сердца его все меньше.

Вот-вот закончится.

Членистая тварь зашевелилась, втягивая хвост в себя, и замерла. Уснула.

Антон-Камбала глубоко, с облегчением вздохнул.

- Ты молодец, Юрген, - от души сказал он. - А теперь мне надо поработать. Извини, будет больно. Извини.

Его занесенная для удара рука опустилась, с размаху вонзая шприц в середину лба пленника.

Через прозрачную кость видно, как игла проходит сквозь мозг. Сжав зубы, Антон тянет за поршень, набирая в колбу прозрачную жидкость с кровавыми завихрениями. "Потерпи", - бормочет он. "Еще чуть-чуть".

Юрген кричит.

- Слышишь?

Возившийся с замком оперативник кивнул. В доме была проложена отличная звукоизоляция, но доносящийся из-за бронированной двери крик все равно был слышен. Глухо, как из-под воды, исступленно, без слов и призывов о помощи.

Потрескивает огонь, струящийся по мечу. Тот, кто был капитаном стражи, шагает вперед.

Размахнувшись, рыбак кидает бутылку в сторону. Она летит, переворачиваясь в воздухе, и страж провожает ее глазами, лишенными белка и радужки. Его разорванный плащ вздымается сонмом атакующих щупальцев. Невероятно удлинившиеся полоски ткани бросаются следом за бутылкой. Перехваченная налету, она оказывается в их тугих объятиях.

Взгляд стража возвращается к рыбаку.

Нет. На то место, где только что стоял рыбак. Теперь там пусто и вроде курится дымок. А может, это взметнувшиеся пылинки танцуют в лунном свете, падающем из открытого потолочного люка.

Неподвижное лицо стража не выражает ни малейшего удивления. Он недолго еще смотрит в пустоту. Его больше интересует пузатая бутыль из мутного стекла, ради которой он оказался в это время в этом месте.

И в этом теле.

Далекий голос трубы. Нереальный, как и все здесь.

Обмякшее тело Юргена в переплетении нитей. К счастью для себя, раньше, чем сойти с ума от боли, он потерял сознание.

Но Антону кажется, что он до сих пор слышит его крик.

- Эй, - голос Юза, - песок высыпался. Нам пора, братишка.

Песок? Какой песок?

В руке Антона-Камбалы полный шприц. Только это сейчас имеет значение. И еще приближающийся трубный глас.

Труба означает опасность. Настоящую опасность в ненастоящем мире.

- Алло? - это точно Юз. - Приди в себя, ковбой. Переливай данные, и поехали. У меня нехорошие предчувствия.

Труба пропела рядом, над головой. Размывающая волна вибрации прошла по стенам пещеры. Еще один оглушительный аккорд и сеть мелких трещин разбежалась по потолку.

- Это ангел, - неестественно спокойным голосом сказал Юз. - Он ломится сюда. Дерьмо-о…

Правильнее было сказать "вломился". Огромный кусок кристаллической субстанции, из которой состояла пещера, рухнул на пол. Мельчайшие осколки рухнули во все стороны. Антон шарахнулся, прикрывая голову руками.

Сверху, в ослепительном луче белого света, струящегося через пробитую им в потолке дыру, спускался Он. С мечом и горном, крылатый воитель в сверкающих доспехах - прямо как на рождественской картинке из забытого детства.

Порыв ураганного ветра задержал нисхождение ангела. Огромные крылья забились чаще, но ветер усилился в ответ. На мгновение воцарилось равновесие - страж Небес опускался на несколько пядей и его тут же сносило обратно.

Перестав следить за этой борьбой, Камбала нацелил иглу шприца себе в лоб. И одним точным ударом вогнал ее над переносицей.

Извлечение это очень болезненный процесс. Но он ничто рядом с ускоренной закачкой информации в переполненный базис. Это страдание чистое, как огонь, в котором сгорают твои нервные окончания. Нашествие голодных термитов, выгрызающих себе гнезда в переплетениях твоих извилин.

К этому невозможно привыкнуть, даже проделывая каждый день. И если стереть этот каждый день из памяти, забыть это все равно нельзя.

Такое не забывают никогда.

Но рука Антона, постепенно утапливающая поршень шприца не дрожала. Из его рта не вырывалось ни звука. Он знал, что кричать бесполезно. Никто не придет тебе на помощь. Ни здесь, ни в том, настоящем мире.

Крохотную прихожую заполнял густой, молочного оттенка дым. Осколки многослойного бронепластика, из которого была сделана взорванная дверь, хрустели под ногами вооруженных людей в черно-желтых униформах.

Хозяин квартиры оставался в полном неведении относительно их вторжения. Он лежал в дальней комнате, на диване со встроенным ВР-модулем. И одновременно висел без сознания на тысяче паутинок в несуществующей пещере из зеленого кристалла.

- Подключайте его, - приказал офицер двум сопровождающим медтехникам, разворачивающим полевой комплекс жизнеобеспечения "Харон". - Через минуту мы его выдернем.

Шприц опустел. Бледный Камбала вырвал его из своего лба и с усилием помахал рукой посланцу Небес, все еще сражающемуся с упругой воздушной преградой.

- Свидимся в другой раз, - крикнул он. И тише, себе под нос. - Держись крепче, Юз. Поехали!

Тело маленького человека в грязных лохмотьях истаяло облаком льдисто сияющих корпускул. Меч освободившегося ангела рассек смеющуюся над ним пустоту. Напрасно. Здесь больше некого было преследовать и карать.

Остался пыточный инструмент из железа и стекла, лежащий на полу. И так и не пришедший в себя пленник этого места. Огненный меч перерезал нити, на которых он был подвешен. Раскинувшее руки тело упало на крылатую тень.

И сгинуло в ней, как брошенный в стоячую воду камень.

Медик осторожно прикоснулся к плечу лежащего человека.

Юрген потер лоб рукой. Вопреки словам хакера голова не болела, но было такое ощущение, будто его глазами смотрел кто-то еще. Кто-то посторонний.

Медтехник подал знак, видимый только майору Климонтову. Точнейшие датчики реанимационного комплекса "Харон", датчики пульса, давления и кровяных примесей делали его великолепным аналогом детектора лжи. Во время последней фразы Тиссена в его кровь поступила избыточная порция адреналина, а пульс участился. В переводе с тайного языка тела Юргена это значило одно.

Ложь.

Свечение люминофорных полосок на стенах туннеля, соединяющего удаленные сектора Ядра. Упругое покачивание кара на несущей воздушной подушке. Дрожащие капли стекают по лобовому стеклу - на въезде в туннель машина пробила густую пелену снега, нежного, как детское дыхание.

"Круиз-контроль активирован", - сказал кар бесполым голосом сервисной программы. "Точка назначения: клиника Седова".

"Вас вызывают по общегородской линии", - сказал кар. "Запрос по личному коду. Абонент Андреева Марта".

Антон вскинулся, сбрасывая подкравшуюся дрему. Сказывалась бессонная ночь и двойная доза болеутоляющего вдогонку. Голова казалась очень большой, прозрачной и обложенной ватой, как елочная игрушка в упаковке. Неприятное ощущение.

- Я отвечу, - поспешно сказал он. - Изображение, звук и ограниченный эффект присутствия.

"Для оптимального качества симуляции, пожалуйста, приведите голову в соприкосновения с подголовником вашего кресла", - попросил такси-кар. "Соединение установлено".

Антон откинулся затылком на подголовник, в который был встроен тактильный нейроинтерфейс. Закрыл глаза. В последнем не было необходимости, сенсорный сигнал шел прямо на зрительные и слуховые нервы.

Она засмеялась, и от нахлынувшего желания у него побежали мурашки по шее и спине. К счастью она связалась с ним не в своем служебном аналоге, который он терпеть не мог с самого дня их знакомства. Неопределенно-симпатичная блондинка с пустыми глазами, похожая на говорящую силиконовую куклу. Настоящая Марта была темноволоса, красива необычно и обжигающе. А в глазах ее можно было утонуть, захлебнуться, особенно когда их наполняла нежность, покой и любовь.

Двадцать семь было ее магическим числом.

"Ты помнишь не все, любимая", - подумал Антон. "Я рассказал тебе, что камбала это такая рыба, совсем плоская, серая и незаметная. Она лежит себе тихонько на дне, и ее не замечают проплывающие сверху акулы, спруты и мурены. И рыбаки".

Сегодня в шесть часов утра Камбала прекратил свое виртуальное существование. Антон стер его из своего персонального базиса и уничтожил все резервные копии.

Той ночью, когда они первый раз лежали в одной постели, сбив простыни в горячий и влажный комок, он долго рассказывал ей про мудрую рыбу камбалу. В темноте то загорался ярче, то тускнел багровый уголек сигареты.

Дослушав, она прижалась щекой к его животу и сказала, щекоча дыханием и кончиками рассыпавшихся волос: "Теперь я, наверное, в тебя влюблюсь". И ее полуоткрытые губы, скрывающие сладкое жало подвижного языка, поставили в этой фразе долгое многоточие.

- Мне надо идти, - виновато сказала Марта, - меня ждут клиенты.

Ее протянутая рука прошла сквозь Антона.

И тут же она оказалась в его объятиях. Живая и осязаемая. Смешанный запах розмарина и мускуса ударил ему в голову. Они целовались так, что оба начали задыхаться. Она отодвинулась, сжимая его руки выше локтей, и сказала осипшим голосом:

- Сегодня ночью, Зверев, спать я тебе не дам. Понял?

В ее глазах танцевали бешеные искорки, отражения той ночной сигареты, одной на двоих. И Антон, не ответив, опять потянулся к ней. Марта отрицательно покачала головой и чуть-чуть оттолкнула его.

Она улыбнулась ему на прощание. И он остался один в такси, подъезжающем к стоянке дневного рейв-клуба "Молоко". Часы на голографической панели показывали 11 часов 34 минуты. С Небес неторопливо падал снег.

Во всем Ядре нельзя было найти второе такое удивительное место. Сладко-гнилостный аромат беззакония притягивал сюда разномастных падальщиков - от со вкусом разлагающихся обитателей верхних уровней до элегантных торговцев пороками всех мастей. Эти хоть и стремились смешаться с пестрой толпой первых, расплывались по ней, как радужные пятна бензина по воде. Красивые, но делающие воду непригодной для жизни и питья.

В других местах дело обстояло так - когда "бензина" становилось слишком много, происходило самовозгорание и пожар. Он мгновенно испепелял тех, кто оказался в эпицентре, и болезненно обжигал сопричастных. Вольные и невольные его жертвы наносили серьезный удар по своей посмертной репутации.

Примерные отцы семейств, ответственные работники, занимающие высокие посты или подающие серьезные надежды на средних. Их находили в окровавленных и заблеванных сортирных кабинках, умерших от передозировки легроинового стимулятора или оттого, что кто-то засунул плоскостной нож им в печень. А то, что плохо для репутации клиентов, плохо и для клуба. Суровые ребята из Полиции Полиса опечатывали его двери. Меньше чем через неделю вывеска над ними менялась на какой-нибудь пункт по наладке кибернетических протезов.

С "Молоком" никогда не происходило ничего подобного, вот что было удивительно. Регулярные одно время облавы завершались ничем - дюжина наглотавшихся "джампа" тинейджеров и торговцев нелегальным мнемософтом. Слишком мало для серьезных санкций. А "Молоку" подобные безуспешные рейды служили дополнительной рекламой.

Если что-то серьезное происходило в окрестностях клуба, то за его стенами. Пара неизменных охранников у входа пожимали плечами в ответ на расспросы. "Понятия не имеем о том, что случилось. У нас приличное заведение".

А еще это был единственный в городе дневной клуб. Он открывался ровно в пять часов утра и работал до полуночи, каждый день, без выходных. Разве это нельзя было назвать удивительным?

Антон кивнул охраннику справа, ответившим ему прозрачным взглядом, без малейшего проблеска интереса. Его челюсти равномерно двигались, перемалывая розовую пластинку гормонального стимулятора. Безмозглая гора наращенных мышц, синаптических акселераторов и усиленных текстолитом костей, с треском натянувшая на себя черный костюм. Глаз его напарника вообще не было видно, их скрывала узкая зеркальная плоскость головного дисплея медиа-приставки. Губы охранника шевелились, вторя неслышной постороннему уху песне. "Никто, никто, никто не любит тебя-ааа", - беззвучно пропел он, когда Антон, шагнув сквозь подсвеченную завесу из застывших в А-поле водяных капель, оказался внутри клуба.

Давление. Растущее давление на барабанные перепонки - ты погружаешься под воду. Кости черепа мелко вибрируют, добавляя неудобства, и в такт им вздрагивают зеркальные стены.

Это музыка.

Острые красные иглы, нанизывающие твои глазные яблоки, щекочущие твои зрительные нервы. Ползающие по телу разноцветные пятна. Белые водопады, обжигающие сетчатку.

Это свет.

Извивающиеся тела, полуголые, блестящие от пота и кондиционирующей пленки. На коже хаотично изменяющаяся вязь анимированных татуировок, как стая обезумевших иероглифов. Те, кто в одежде, выглядят еще больше обнаженными, прозрачные и имитирующие кожу ткани - мода этого сезона. Лица искажены макияжем, причудами косметических хирургов и повышенным содержанием эндорфина в крови. Движения рук и ног подчинены общему ритму дисгармонии. Разделенные на фазы белыми вспышками стробоскопа, они напоминают судорожные сокращения лягушачьей лапки, через которую пропущен ток. Время от времени кто-то падает и корчится в эпилептическом припадке, а стоящие вокруг отбивают ладонями такт неслышных ударов головы об пол.

Это танец.

А теперь собери все это вместе, сожми в кулаке так, чтобы жарко потекло сквозь пальцы. И швырни с размаху этот раздавленный комок плоти вниз. Туда, где скрыв глаза за темными очками (овальные стекла, оправа тонкая, как гнутая титановая спица), раздвигая плечом беснующихся посетителей, Антон продвигается к известной ему цели.

Это танцпол клуба "Молоко" и веселье здесь в самом разгаре.

Новый трек обрушился пульсирующим грохотом, тягучим электронным воплем. Гибкое тело, на ощупь женское, но пахнущее самцом, прижалось к Антону. Уверенная рука зашарила у него в паху. Он болезненно отпихнулся локтем. Шагнул вперед, явственно ощущая собственное возбуждение, подчинившийся мелодии ускоренный ток крови, медный привкус во рту. Психотропная музыка, самый безопасный из современных наркотиков и "Похоть", самый модный трек этой зимы, давай же! расслабься! дай волю инстинктам! Дай! Дай! Дай!

Те, кто не желали расслабляться, прибегали к различным методикам психической самообороны. Антон предпочитал традиционный и незамысловатый арсенал современных йогов - дыхание, концентрация, самоконтроль. Его пульс не превысил восьмидесяти, вдохи и выдохи равномерно следовали один за другим. Мысленно он сосредоточился на образе плывущего по течению куска льда, серого, холодного и равнодушного. В конце концов, течение вынесло его на противоположный берег танцпола, к незаметной двери в служебные помещения.

Охранник, эффектно затянутый в черный латекс и имитат красной кожи, уперся в грудь Антона ладонью и вопросительно приподнял тонко выщипанную бровь. Не стараясь перекричать музыку, Антон ткнул пальцем в потолок, в темноту между подвесными опорами для прожекторов и динамиков.

Охранник прислушался к шепоту крошечной ртутной капли, засевшей у него в ухе (вторая, поменьше, в виде своеобразной мушки клеилась к его нижней губе), и жестом приказал Антону снять темные очки. В руке у него появился длинный черный карандаш, который он приблизил к левому глазу хакера. Тончайший красный луч скользнул по сетчатке, по выжженным на ней микронным штрихам Личного Идентификационного Кода, уникальной опознавательной метки гражданина полиса. Через контактный разъем на ладони охранника она попала в его персональный модуль, а оттуда в базу данных клуба, где среди прочего хранилась информация о некоторых его посетителях. ЛИК Антона, занесенный ранее в базу, прошел сверку с только что полученным, и охранник, удовлетворившись результатом, уступил хакеру дорогу.

Поднимаясь по винтовой лестнице с дырчатыми металлическими ступенями, Антон думал, что с мерами безопасности Баграт, пожалуй, перегибает. А может быть, и нет.

То, что дилеру двадцать лет удавалось оставаться в живых и продолжать успешные операции на черном рынке, свидетельствовало в пользу второго утверждения.

- Антон, дорогой, - Баграт всплеснул большими пухлыми руками, - наконец-то! Заходи, присаживайся.

Антон опустился в старомодное кресло с деревянными подлокотниками. По прихоти хозяина оно размещалась точно в центре обширного кабинета, так, что вокруг посетителя возникала неуютная пустота. До огромного стола, за которым сидел сам Баграт и стояли двое его телохранителей, необходимо было пройти метра три. И такое же расстояние отделяло спинку кресла от беззвучно сдвигающейся входной двери.

Что Антон находил еще примечательным в святая святых клуба "Молоко", так это покрывающий стены, большую часть пола и потолок, ковер из зелено-коричневых лоз. От них в воздухе стоял невыносимый резкий запах. Особо дерзкие побеги взбирались по выгнутым ножкам кресла до самых подлокотников и щекотали ладони посетителя чуткими усиками. Неподготовленных это нервировало.

- А я уже заволновался. Времени половина, а Антона все нет. Неладно, думаю, что-то.

Баграт ценил пунктуальность. Несоблюдение графика создавало задержки и простои, а это отрицательно влияло на бизнес. По доходившим до Антона слухам, тех, кто не желал блюсти график, в подвале клуба ожидала антикварная цинковая ванна с жидким липофагом. Вроде того, что больницы используют для утилизации отработанного биологического материала (например, ампутированных органов). Поговаривали, что материал, отправляемый на утилизацию Багратом, еще сохраняет способность мыслить, двигаться и умолять о пощаде.

- На дорогах сплошные пробки, - закидывая ногу на ногу, сообщил Антон.

Он впервые обратил внимание, что в кабинет не проникает ни единого звука снаружи. Хотя на лестнице за дверью была прекрасно слышна музыка и вопли толпы. Похоже, что здесь действовал активный шумоподавитель, обеспечивая необходимый деловой комфорт и защиту от наружного прослушивания.

На округлом, вечно сонном лице Баграта трудно прочесть малейший признак заинтересованности в том, что говорит собеседник. Иногда не удается избавиться от впечатления, что он вообще не слушает, погруженный в свои собственные мысли и заботы.

На деле хозяин "Молока" умудряется прибывать в нескольких местах одновременно. Его сознание в постоянном контакте с вестником, полуавтономным виртуальным альтер-эго. Добровольное раздвоение личности.

А еще у Баграта удивительный голос. Его невозможно запомнить, но и нельзя перепутать с каким-нибудь другим. Он так часто и свободно меняет тембр и тональность, что кажется исходящим из речевого симулятора, а не из человеческого горла.

- Выпьешь? - спросил Баграт фальцетом, переходящим в гулкий баритон. - Будь моим гостем, - снова фальцет.

В расположенном позади хозяина огромном окне с изменяемой прозрачностью - сейчас зеркально-матовом - Антон видел открывающуюся входную дверь. Полуодетая девица с россыпью вживленных искусственных брильянтов на лице, внесла стеклянный поднос. На нем стояла изящная сахарница и стакан с прозрачной жидкостью. В жидкости, разглядел Антон, плавало нечто, похожее на маленькую медузу или на гигантскую амебу. И оно шевелилось.

- Нет, спасибо, - вежливо отказался он.

Девица поставила поднос перед Багратом и молча покинула комнату. Они снова остались вчетвером - Антон, хозяин клуба и двое его телохранителей.

Того, что слева звали Сам. Он всегда носил свитера с воротниками под горло, потому что похожая на лишай багровая зараза расползалась его шее и норовила изуродовать еще и лицо. Его напарник - долговязый, бледный, с гладкими черными космами, разделенными идеально прямым пробором. В своем опереточном плаще с высоким воротником он походил на обложку готического романа. У него были продолговатые ногти и отвратительная привычка громко всасывающе чмокать губами. Как и Сам он был симбиотом, "новым человеком" Синклита. Гадкой и опасной тварью, по мнению Антона, убежденного противника прикладной био-евгеники. Уж лучше теки, чем эти.

Но хозяин "Молока" вел свои дела под покровительством "новых". При этом его тело не носило бросающихся в глаза признаков следования Пути Синклита. Если не считать одним из таковых невероятно разросшийся зоб. Как считал Антон, в нем крылась тайна его удивительного голоса.

Хакер мысленно сжался, вспоминая сверкающую фигуру с огненным мечом. И глазами, как мертвые звезды - два очага черной пустоты, чье притяжение комкает пространство словно бумагу.

"Это не больше чем программа. Самообучающийся бот-охотник. Интеллектуальный полиморф в подходящем виртуальном аналоге", - сказал он себе. "Впечатляющий фасад, за которым ничего, кроме сотни строчек машинного кода. Дигитальное пугало. Пустышка".

Но Антон знал, что опускающийся огненный меч будет долго являться ему в кошмарах.

Антон тщательно вытер ладони о брюки, расслабленно откинулся на спинку кресла и смежил веки. Несколько секунд спустя его лицо приобрело сосредоточенное выражение, между бровей залегла вертикальная морщинка.

Не отрывая взгляд от экрана, Баграт принялся посыпать сахаром желеобразную массу в своем стакане. Студенистая дрожащая поверхность бесследно поглощала белые крупинки, увеличиваясь в объеме. Когда она уже грозила выползти за край стакана, Баграт поднес его ко рту и опустошил одним быстрым движением, по-птичьи запрокинув голову. Громадный кожистый мешок зоба под его подбородком запульсировал в ритме учащенного сердцебиения.

Сидящий в кресле Антон напрягся, по его скулам туда-сюда заходили желваки. Он сливал информацию из своего базиса в ускоренном режиме, расплачиваясь за это болезненными ощущениями. Баграт сочувственно покачал головой, глядя на указанную в углу экрана частоту обмена массивами данных. У парня будет чертовски трещать голова.

Антон взял со стеклянного подноса стакан холодного апельсинового сока, благодарно кивнув девице с бриллиантами на лице. Во рту было неприятно сухо.

Баграт с сонно-задумчивым видом созерцал экран.

Хозяин "Молока" бережно разместил на столешнице гладкую сферу со спиральным логотипом "Неотеха", вытравленным на серебристой поверхности. Размером она была не больше бильярдного шара.

Толкач накрыл сферу ладонью.

Баграт наклонил лысую бугристую голову.

Хозяин клуба снова окликнул его у самой двери:

Лгать Баграту было легко и приятно.

По матовой глади огромного зеркала разбегались волны, смывающие отражения двух телохранителей и их хозяина, развернувшего свое кресло на 180 градусов. Окно кабинета темнело и становилось прозрачным, открывая превосходный вид сверху на беснующуюся толпу посетителей клуба "Молоко".

Взгляд Баграта отрешенно блуждал по ней, пока не зацепился за человека в лаково блестящей синей куртке. Антон. Стоя у самого края танцпола, он беседовал с невысоким брюнетом, одетым в черное и песочно-желтое. Филипп Сельга по прозвищу Филин.

- Интересно, - протянул Баграт, - очень интересно.

Его толстые пальцы коснулись сенсорной панели, встроенной в ручку кресла. Одна из бесчисленных видеокамер, установленных под потолком зала, развернулась, отыскивая телескопическим оком заданный сектор.

Баграт не знал, о чем беседуют Филин с Антоном. Может, о ценах на синтетическое мясо. Может, о погоде. В любом случае, их разговору суждено стать достоянием истории. Истории, хранимой в личном видеоархиве Баграта, разумеется.

В глазах Филина, желтых от постоянного употребления "холодка", нити оптического ридаута. Вокруг зрачка по сетчатке - глаза совы, не человека. Темные волосы гладко зачесаны назад, на лбу пара трансплантированных рожек, крученных и острых, как у козленка. Под сочными, всегда улыбающимися губами ухоженная треугольная бородка Мефистофеля. На больших пальцах рук он носит угольно-черные кольца с вкраплением сверкающей алмазной крошки. Шея Филиппа охвачена гибким металлическим ошейником.

Он очень стильный парень этот Филипп.

Вылетающая под давлением струя калипсол-метамилнитрата, на уличном жаргоне "калипсо", орошает нёбо и носоглотку Филина, взрываясь в его мозгу разноцветным фейерверком. Мир расцветает не имеющими названий красками, из динамиков звучит положенная на музыку электрокардиограмма задыхающегося бегуна. Дилер благосклонно смотрит на Антона, улыбаясь ему как ребенку.

В долю секунды Антон решает, что все, на сегодня с него хватит. Сначала толстый говнюк Баграт, теперь еще этот недоделок. Сговорились они, что ли?

- Послушай, Филин, - он подступает вплотную к дилеру, буравя его глаза своими, - ты меня перепутал с кем-то, нет? Думаешь, я запавший торчок, у которого мозги спеклись? Думаешь мне можно любую парашу притулить? А?

Филин быстро оглядывается в поисках охранников, но вокруг них толпа такая плотная, что между телами не пройдет и ладонь.

- Ты не вертись! - Антон берет Филиппа за лацканы щегольского песочного блейзера и подтягивает к себе. - Я тебе сейчас такую биографию в федеральном банке данных нарисую, что тебя без привода пристрелят. На месте. Как особо опасного преступника. Продырявят тебе башку, - он с силой тыкает указательным и средним пальцами выше переносицы Филина, - прямо здесь. И мозги наружу.

Филин нервничает.

В работе уличного толкача главное - вовремя пойти навстречу пожеланиям покупателя. Тот, кто овладевает этой нехитрой наукой, как правило, преуспевает. Или, хотя бы, остается в живых.

Присев на белоснежную крышку унитаза Филин расстегивает блейзер, черную с серебряными пуговицами рубашку, брюки. Обнажается костистая грудь, поросшая редкими прямыми волосами, и вялый живот, обезображенный вздутием шрама, похожего на свернувшегося кольцом червяка. Это вживленный сфинктер, расслабляя который, Филин открывает небольшую круглую щель.

Через нее рука толкача проникает в брюшную полость, где за счет удаления части кишечника создано место для компактного и удобного тайника. В нем Филин хранит свой товар, рассортированный по таблеточным упаковкам, студенистым разноцветным гроздьям "пиявок" и инъекторным ампулам. Две из них, наполненные прозрачной синеватой жидкостью, он протягивает Антону.

- Приятного путешествия, - вежливо говорит Филин, в то время как его рука вторично покинув полостной тайник, возвращается с "Жалом", игольным пистолетом системы Ветрова, маленькой смертоносной игрушкой из не обнаруживаемой детекторами керамики. - Но я хочу напомнить, что товар стоит шесть тысяч, а я пока получил только три.

Сейчас, сейчас этот усравшийся от страха беловолосый педик расплатится по счету и тогда Филин нажмет на курок. Полипропиленовая игла, разогнанная магнитным полем, пройдет через ядосмазывающий фильтр и, миновав одежду и верхний эпидермис Антона, погрузится в мягкие ткани. Сильнодействующий курареподобный токсин подействует мгновенно, отключив эту крысу не меньше чем на сорок минут…

Хлопнув дверью туалетной кабинки, Антон попал точно по изящному запястью сжимающей "Жало" руки Филина. Тут же дернув дверь на себя, он пнул толкача ногой в низ живота и носком ботинка отшвырнул в сторону упавший на пол пистолет. Помедлил, раздумывая, не добавить ли еще сверху по затылку, но сдержался. В конце концов, во всем этом не было ничего личного.

- Не жадничай, - бросил он скулящему от боли Филину, уходя.

Скрючившийся на полу дилер, пытался неповрежденной рукой собрать высыпавшиеся из его живота ампулы и упаковки. Получалось не очень.

В зеркале головного дисплея, за которым охранник скрывался от скуки окружающего мира, отразился равнодушный профиль его напарника и желтый такси-кар, принявший Антона Зверева в свое комфортабельное чрево. "Мотель "Новый Азор", - сказал Антон, но охранник этого не услышал. Его уши заполнял нежной фланелью вкрадчивый голос модного певца:

Это случится позже. Когда стемнеет, и на Небесах зажгутся иллюзорные огни реклам. Когда оранжевые снегоуборочные киберы выползут из своих незаметных убежищ, будто звери в поисках пищи. Когда распахнутся двери ночных заведений, маня теплом и ласковым золотым светом.

В 23:30 Филин вывалится из клуба в ночь, окутанный седым облаком сигаретного дыма. И шатаясь, направится в противоположную сторону от стоянки такси. В его голове, как единственный уголь, проглядывающий сквозь пепел угасшего костра, будет тлеть мысль об отложенной на завтра мести ублюдку-хакеру, вонючей крысе…

Он, Филин, найдет способ расквитаться с ним за дешевые угрозы, за болезненный и унизительный пинок в брюхо. За то, что он ползал перед ним на коленях возле параши. За наоравшего на него Баграта, которому дилер пришел жаловаться на грубое обращение.

Этой ночью он еще и злоупотребит "холодком", потому обступивший Филина город будет расползаться как мокрая туалетная бумага. И в образовавшиеся дыры заглянет иная, опасная реальность.

Как и их вымершие предки, степные метаволки не охотятся в одиночку. Но этот самец был исключением. Девяносто килограмм узловатых мышц и жесткой как дерево плоти. До бесчувствия задубевшая с годами шкура, покрытая серебристо-черной зимней шерстью. Абсолютно лысая бледная голова с выпуклым лбом и мощной челюстью, обрамленная кожистым воротником, дополнительно защищающим глотку. Куцый огрызок хвоста. Сильные лапы охотника и бегуна, не оставляющие следов на чистом покрывале свежевыпавшего снега. Нетерпеливая дрожь, пробегающая по впалым бокам. Манящий запах жертвы в свежем морозном воздухе.

И ее пошатывающийся силуэт в конце улицы.

Согнутый неожиданным рвотным спазмом, Филипп Сельга с трудом распрямился, отрывая взгляд от заостренных носков собственных ботинок. И увидел волка. Зверь стоял, наклонив голову набок, и смотрел на Филина. Белый оскал казался нарисованным на его жутко безволосой морде.

- Привет, - вяло сказал толкач, никогда воочию не видевший степного метаволка, - а мы тут…

Волк глухо зарычал с ясно слышимой угрозой. Филин удивленно моргнул. Зверь, не спеша, подошел к нему и ударил зубами в живот, взяв на пробу немного его плоти. Если бы не операция по уплотнению кишечника, то через образовавшуюся в брюшине Филиппа рану вывалились бы внутренности. А так он почувствовал лишь, как обжигающе горячая струя хлынула по ногам. В неоновом свете уличных фонарей его прижатые к животу руки окрасились черным.

Через плотный заслон алкогольно-наркотических паров и мгновенного шока в его сознание пробралась Боль. Она постучалась в оббитые пенопластом дверцы его центральной нервной системы и омыла разум Филина ярким отрезвляющим огнем. Он закричал и, сгибаясь, заковылял прочь, стараясь оказаться подальше от хищника. Волк опустил голову, понюхать упавшие на снег алые капли. Филипп побежал.

Спиной он чувствовал, что холодный взгляд зверя не оставляет его.

Человеку почти удалось добежать до угла, когда распластавшийся в долгом прыжке волк упал ему на спину. Успевший перекатиться лицом наверх Филин, оказался придавлен к ледяной земле. Сжатый от ужаса мочевой пузырь дилера судорожно расслабился, как только слюнявая пасть коснулась его лба.

В надвинувшихся зрачках метаволка отражалась нездешняя луна. Круглая и желтая, как расширенные от ужаса глаза Филина. И ночь, бескрайняя, как степной простор, отринувший человека и все, что связано с ним. В этой Степи был холод и голодный вой снежных бурь, похожий на голос бесчисленной волчьей стаи.

Челюсти зверя с хрустом сомкнулись ниже подбородка толкача. И желтоглазая завывающая ночь поглотила Филиппа Сельгу по прозвищу Филин.